Неточные совпадения
Кити молча улыбалась. «Но как же она прошла через это? Как бы я желала
знать весь ее
роман», подумала Кити, вспоминая непоэтическую наружность Алексея Александровича, ее мужа.
Вронский никогда не
знал семейной жизни. Мать его была в молодости блестящая светская женщина, имевшая во время замужества, и в особенности после, много
романов, известных всему свету. Отца своего он почти не помнил и был воспитан в Пажеском Корпусе.
— Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете… я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много шума… Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем
романа в новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя
знал, что она говорит вздор.
Еще страшней, еще чуднее:
Вот рак верхом на пауке,
Вот череп на гусиной шее
Вертится в красном колпаке,
Вот мельница вприсядку пляшет
И крыльями трещит и машет;
Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,
Людская молвь и конский топ!
Но что подумала Татьяна,
Когда
узнала меж гостей
Того, кто мил и страшен ей,
Героя нашего
романа!
Онегин за столом сидит
И в дверь украдкою глядит.
Прости ж и ты, мой спутник странный,
И ты, мой верный идеал,
И ты, живой и постоянный,
Хоть малый труд. Я с вами
зналВсё, что завидно для поэта:
Забвенье жизни в бурях света,
Беседу сладкую друзей.
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне
Явилися впервые мне —
И даль свободного
романаЯ сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал.
Хотя мы
знаем, что Евгений
Издавна чтенье разлюбил,
Однако ж несколько творений
Он из опалы исключил:
Певца Гяура и Жуана
Да с ним еще два-три
романа,
В которых отразился век
И современный человек
Изображен довольно верно
С его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безмерно,
С его озлобленным умом,
Кипящим в действии пустом.
Ее сестра звалась Татьяна…
Впервые именем таким
Страницы нежные
романаМы своевольно освятим.
И что ж? оно приятно, звучно;
Но с ним, я
знаю, неразлучно
Воспоминанье старины
Иль девичьей! Мы все должны
Признаться: вкусу очень мало
У нас и в наших именах
(Не говорим уж о стихах);
Нам просвещенье не пристало,
И нам досталось от него
Жеманство, — больше ничего.
Он иногда читает Оле
Нравоучительный
роман,
В котором автор
знает боле
Природу, чем Шатобриан,
А между тем две, три страницы
(Пустые бредни, небылицы,
Опасные для сердца дев)
Он пропускает, покраснев,
Уединясь от всех далеко,
Они над шахматной доской,
На стол облокотясь, порой
Сидят, задумавшись глубоко,
И Ленский пешкою ладью
Берет в рассеянье свою.
— Ты
знаешь, — спросил он, — Климент Александрийский утверждал, что ангелы, нисходя с небес, имели
романы с дочерями человеческими.
И,
знаете, иной раз, как шилом уколет, как подумаешь, что по-настоящему о народе заботятся, не щадя себя, только политические преступники… то есть не преступники, конечно, а…
роман «Овод» или «Спартак» изволили читать?
— Говорит мне: «Я был бы доволен, если б
знал, что умираю честно». Это — как из английского
романа. Что значит — честно умереть? Все умирают — честно, а вот живут…
Клим слушал с напряженным интересом, ему было приятно видеть, что Макаров рисует себя бессильным и бесстыдным. Тревога Макарова была еще не знакома Климу, хотя он, изредка, ночами, чувствуя смущающие запросы тела, задумывался о том, как разыграется его первый
роман, и уже
знал, что героиня
романа — Лидия.
Он вспомнил, что в каком-то английском
романе герой, добродушный человек,
зная, что жена изменяет ему, вот так же сидел пред камином, разгребая угли кочергой, и мучился, представляя, как стыдно, неловко будет ему, когда придет жена, и как трудно будет скрыть от нее, что он все
знает, но, когда жена, счастливая, пришла, он выгнал ее.
Покачиваясь в кресле, Клим чувствовал себя взболтанным и неспособным придумать ничего, что объяснило бы ему тревогу, вызванную приездом Лидии. Затем он вдруг понял, что боится, как бы Лидия не
узнала о его
романе с Маргаритой от горничной Фени.
— Ну, — черт его
знает, может быть, и сатира! — согласился Безбедов, но тотчас же сказал: — У Потапенко есть
роман «Любовь», там женщина тоже предпочитает мерзавца этим… честным деятелям. Женщина, по-моему, —
знает лучше мужчины вкус жизни. Правду жизни, что ли…
В числе его странностей был интерес к литературе контрреволюционной, он
знал множество различных брошюр,
романов и почему-то настойчиво просвещал патрона...
— Я спросила у тебя о Валентине вот почему: он добился у жены развода, у него —
роман с одной девицей, и она уже беременна. От него ли, это — вопрос. Она — тонкая штучка, и вся эта история затеяна с расчетом на дурака. Она — дочь помещика, — был такой шумный человек, Радомыслов: охотник, картежник, гуляка; разорился, кончил самоубийством. Остались две дочери, эдакие,
знаешь, «полудевы», по Марселю Прево, или того хуже: «девушки для радостей», — поют, играют, ну и все прочее.
— Жульнические
романы, как, примерно, «Рокамболь», «Фиакр номер 43» или «Граф Монте-Кристо». А из русских писателей весьма увлекает граф Сальяс, особенно забавен его
роман «Граф Тятин-Балтийский», — вещь, как
знаете, историческая. Хотя у меня к истории — равнодушие.
— Ты
знаешь, что у Марины был
роман с Кутузовым? — спросил Самгин, улыбаясь.
— Не
знаю, — ответил Макаров, внимательно рассматривая дым папиросы. — Есть тут какая-то связь с Ванькой Дроновым. Хотя — врет Ванька, наверное, нет у него никакого
романа. А вот похабными фотографиями он торговал, это верно.
Науки не очень интересовали Клима, он хотел
знать людей и находил, что
роман дает ему больше знания о них, чем научная книга и лекция. Он даже сказал Марине, что о человеке искусство
знает больше, чем наука.
Дронов
знал изумительно много грязненьких
романов, жалких драм, фактов цинического корыстолюбия, мошенничеств, которые невозможно разоблачить.
— Нет, выздоравливаю я! — сказал он и задумался. — Ах, если б только я мог
знать, что герой этого
романа — Илья! Сколько времени ушло, сколько крови испортилось! За что? Зачем! — твердил он почти с досадой.
Что будет с ней теперь — не
знаю: драма ли,
роман ли — это уже докончи ты на досуге, а мне пора на вечер к В. И. Там ожидает меня здоровая и серьезная партия с серьезными игроками.
Вот пусть эта звезда, как ее… ты не
знаешь? и я не
знаю, ну да все равно, — пусть она будет свидетельницей, что я наконец слажу с чем-нибудь: или с живописью, или с
романом.
В кратком очерке изобразил и его Райский в программе своего
романа, и сам не
знал — зачем.
Прощай — это первое и последнее мое письмо, или, пожалуй, глава из будущего твоего
романа. Ну, поздравляю тебя, если он будет весь такой! Бабушке и сестрам своим кланяйся, нужды нет, что я не
знаю их, а они меня, и скажи им, что в таком-то городе живет твой приятель, готовый служить, как выше сказано. —
Там был записан старый эпизод, когда он только что расцветал, сближался с жизнью, любил и его любили. Он записал его когда-то под влиянием чувства, которым жил, не
зная тогда еще, зачем, — может быть, с сентиментальной целью посвятить эти листки памяти своей тогдашней подруги или оставить для себя заметку и воспоминание в старости о молодой своей любви, а может быть, у него уже тогда бродила мысль о
романе, о котором он говорил Аянову, и мелькал сюжет для трогательной повести из собственной жизни.
— И я не удивлюсь, — сказал Райский, — хоть рясы и не надену, а проповедовать могу — и искренно, всюду, где замечу ложь, притворство, злость — словом, отсутствие красоты, нужды нет, что сам бываю безобразен… Натура моя отзывается на все, только разбуди нервы — и пойдет играть!..
Знаешь что, Аянов: у меня давно засела серьезная мысль — писать
роман. И я хочу теперь посвятить все свое время на это.
— Ты не смейся и не шути: в
роман все уходит — это не то, что драма или комедия — это как океан: берегов нет, или не видать; не тесно, все уместится там. И
знаешь, кто навел меня на мысль о
романе: наша общая знакомая, помнишь Анну Петровну?
Он слышал от Веры намек на любовь, слышал кое-что от Василисы, но у какой женщины не было своего
романа? Что могли воскресить из праха за сорок лет? какую-нибудь ложь, сплетню? Надо
узнать — и так или иначе — зажать рот Тычкову.
«А тот болван думает, что я влюблюсь в нее: она даже не
знает простых приличий, выросла в девичьей, среди этого народа, неразвитая, подгородная красота! Ее
роман ждет тут где-нибудь в палате…»
— Не
знаю, бабушка, пишу жизнь — выходит
роман: пишу
роман — выходит жизнь. А что будет окончательно — не
знаю.
Немного погодя воротилась Татьяна Марковна, пришел Райский. Татьяна Марковна и Тушин не без смущения встретились друг с другом. И им было неловко: он
знал, что ей известно его объяснение с Верой, — а ей мучительно было, что он
знает роман и «грех» Веры.
Вообще, все эти мечты о будущем, все эти гадания — все это теперь еще как
роман, и я, может быть, напрасно записываю; пускай бы оставалось под черепом;
знаю тоже, что этих строк, может быть, никто не прочтет; но если б кто и прочел, то поверил ли бы он, что, может быть, я бы и не вынес ротшильдских миллионов?
— Да очень просто: взяла да ушла к брату… Весь город об этом говорит. Рассказывают, что тут разыгрался целый
роман… Вы ведь
знаете Лоскутова? Представьте себе, он давно уже был влюблен в Надежду Васильевну, а Зося Ляховская была влюблена в него…
Роман, настоящий
роман! Помните тогда этот бал у Ляховского и болезнь Зоси? Мне сразу показалось, что тут что-то кроется, и вот вам разгадка; теперь весь город
знает.
Несмотря на видимое отвращение молодого человека показывать, Ипполит Кириллович расспрашивал его долго и лишь от него
узнал все подробности того, что составляло, так сказать, «
роман» Мити в эту ночь.
Здесь не место начинать об этой новой страсти Ивана Федоровича, отразившейся потом на всей его жизни: это все могло бы послужить канвой уже иного рассказа, другого
романа, который и не
знаю, предприму ли еще когда-нибудь.
«А не
знаете ли вы чего-нибудь поподробнее о жизни самой г-жи Бичер-Стоу,
роман которой мы все
знаем по вашим рассказам?», — говорит одна из взрослых собеседниц; нет, Кирсанов теперь не
знает, но
узнает, это ему самому любопытно, а теперь он может пока рассказать кое-что о Говарде, который был почти такой же человек, как г-жа Бичер-Стоу.
Но только какой он был скромный, Вера Павловна; ведь уж я после могла понимать, ведь я стала читать,
узнала, как в
романах любовь описывают, могла судить.
В. был лет десять старше нас и удивлял нас своими практическими заметками, своим знанием политических дел, своим французским красноречием и горячностью своего либерализма. Он
знал так много и так подробно, рассказывал так мило и так плавно; мнения его были так твердо очерчены, на все был ответ, совет, разрешение. Читал он всё — новые
романы, трактаты, журналы, стихи и, сверх того, сильно занимался зоологией, писал проекты для князя и составлял планы для детских книг.
Через месяц или полтора тугой на уплату петербургский 1-й гильдии купец Николай
Романов, устрашенный конкурсом и опубликованием в «Ведомостях», уплатил, по высочайшему повелению Ротшильда, незаконно задержанные деньги с процентами и процентами на проценты, оправдываясь неведением законов, которых он действительно не мог
знать по своему общественному положению.
Когда мне рассказывали о
романах знакомых мне людей, я всегда защищал право их на любовь, никогда не осуждал их, но часто испытывал инстинктивное отталкивание и предпочитал ничего не
знать об этом.
Побывав уже под Москвой в шахтах артезианского колодца и прочитав описание подземных клоак Парижа в
романе Виктора Гюго «Отверженные», я решил во что бы то ни стало обследовать Неглинку. Это было продолжение моей постоянной работы по изучению московских трущоб, с которыми Неглинка имела связь, как мне пришлось
узнать в притонах Грачевки и Цветного бульвара.
— Ну, иди. Я
знаю: ты читаешь на улицах, и евреи называют тебя уже мешигинер. Притом же тебе еще рано читать
романы. Ну, да этот, если поймешь, можно. Только все-таки смотри не ходи долго. Через полчаса быть здесь! Смотри, я записываю время…
Через прислугу и разговоры больших Устенька уже
знала биографию Прасковьи Ивановны,
роман Галактиона с Харитиной и т. д.
— Дома, все, мать, сестры, отец, князь Щ., даже мерзкий ваш Коля! Если прямо не говорят, то так думают. Я им всем в глаза это высказала, и матери, и отцу. Maman была больна целый день; а на другой день Александра и папаша сказали мне, что я сама не понимаю, что вру и какие слова говорю. А я им тут прямо отрезала, что я уже всё понимаю, все слова, что я уже не маленькая, что я еще два года назад нарочно два
романа Поль де Кока прочла, чтобы про всё
узнать. Maman, как услышала, чуть в обморок не упала.
— Я бы удивился, совсем, впрочем, не
зная света (я сознаюсь в этом), тому, что вы не только сами остались в обществе давешней нашей компании, для вас неприличной, но и оставили этих… девиц выслушивать дело скандальное, хотя они уже всё прочли в
романах.
[Пущин не мог
знать, что Р. М. Медокс готовил в это время, при содействии Бенкендорфа и с ведома Николая I, провокацию среди декабристов в Сибири (см. книгу С. Я. Штрайх,
Роман Медокс.
Вы уже должны
знать от Павла Сергеевича [Бобрищева-Пушкина], что «L'oncle Tome» [«Хижина дяди Тома» (
роман Бичер-Стоу).] уехал с Якушкиным в Иркутск. — Якушкин в последнем письме просит чтобы я ему переслал Милютина [Имеется в виду «История войны 1799 г.» Д.А.Милютина, опубликованный в 1852–1853 гг. известный труд об итальянском походе А. В. Суворова, премированный Академией наук.] и отчеты по училищам, которые у вас остались. Пожалуйста, доставьте мне все это; я найду возможность перебросить в Иркутск.